Название: Всякие глупости
Автор: Avonlea
Пейринг: Акаме, немного АУ)
Рейтинг: PG-13
Джин любил делать глупости. Это был общеизвестный факт - и совершать их в одиночку давно вошло в его привычку.Джин любил делать глупости. Это был общеизвестный факт - и совершать их в одиночку давно вошло в его привычку.
У Джина много друзей - с этим не поспоришь. Но только один - это глупая маленькая тайна, прекрасный и смешной секрет. Об этом не знает никто, и это тоже, наверное, глупо.
Джин любит Лос-Анджелес. Токио отличное место, но с его не сравнить с Эл Эй, даже говорить не о чем. Но есть еще Нью-Йорк, город глупых поступков в жизни Джина, и почему-то, если подумать, то Большое Яблоко ему куда ближе, чем знойный Голливуд. Наверное, поэтому он старается его избегать. Это очень глупо.
Джин любит петь, танцевать, писать музыку. Еще он любит вечеринки - хороший ритм, много выпивки, отличные ребята, понятливые девчонки. Наверное, поэтому он сейчас так глупо женат.
Джин любит делать глупости, и была в его жизни еще одна.
***
Каме очень серьезен, весь - эти собранные в хвостик волосы, нахмуренные брови, нервно поджатые губы, глаза, бегающие по строчкам сценария. Каме смешон в своей суровости пол отношению к работе, и к обязательствам, и к простым знакомым, считает Джин. Ему хочется растормошить Каме; так было всегда, и в детстве, и сейчас. Всегда хотелось показать Каме, что значит по-настоящему веселиться.
Джин зовет это весельем, Каме всегда звал это глупостями.
Когда-то, в таинственной темноте дрожащей на ветру палатки на пляже Окинавы, окруженные тишиной и сознанием, что съемочная группа не придет до утра, они сделали такую глупость. Каме сказал, что это было не смешно, Джин счел, что это было мило. Они это не обсуждали.
До тех пор, как на день рождения Джина парой лет позже не повторили эту глупость снова. Джин требовал свой подарок, Каме, как обычно, его забыл. Это было смешно, ведь Джин и не ждал от Каме никаких подарков, было просто здорово, что тот все же пришел, несмотря на Пи, и на Ре, и на кучу лишней работы, которую всегда умудрялся найти на свою голову этот одинокий парнишка.
- Это не смешно, - повторил тогда Каме, неуверенно оглядываясь по сторонам и вжимая голову в плечи. - Джин, это... глупо.
- А я думаю, весело, - ухмыльнулся Джин и снова склонился к его лицу.
Они об этом не говорили, и все же иногда Джин мог заставить Каме бросить дела и немного повеселиться. Они ходили в парк аттракционов; он цеплялся за руку Каме в комнате страха, а потом прижимал его к стене в лабиринте из зеркал, и десяток таких, как Джин, не словом, а делом показывали десятку таких, как Каме, что можно здорово проводить время, особенно если не думать, что это глупо.
Джин помнит, как это начиналось, и как потом уже сам Каме первым подходил к нему - в гримерке, в тени подземной парковки, в последние минуты перед концертом. Робко, неловко, неумело; словом, так глупо.
Джин помнит, что ни во что серьезное это не переросло. Каме сразу замыкался, когда Джин начинал болтать о том, как было бы здорово, если... Он помнит эти смущенные взгляды, и «Джин, я... Я не...», и отстраненность.
***
Джин помнит, когда все закончилось.
Это был не Нью-Йорк — там они тоже когда-то шутили и занимались ерундой, и в темноте гостиничного номера он впервые задумался о том, что было бы интересно... Там все продолжилось холодным февральским вечером однажды, уже в другой жизни. Руки Каме в отросших волосах Джина, его тонкий парфюм, чересчур серьезные глаза и холодные руки.
- Ты только возвращайся, - прошептал в перерывах между их глупостями Каме, и эта мольба проникла в самое сердце Джина, а может, даже и куда ниже.
Он помнит счастливую улыбку Каме, когда он вернулся - в страну, к группе, к нему. Он помнит, как держал его за руку в машине возле круглосуточного магазина рядом с домом Каме, помнит, как шел за ним, путаясь в ногах, и как потом думал, как все это глупо, как глупо и как важно то, что происходит, и как майка Каме упала к его ногам.
Он помнит разочарование, мелькнувшее во взгляде Каме, когда было решено, что группа продолжит свой путь без Джина. Помнит короткий разговор дома у Каме — Джин, привалившийся спиной к запертой двери, Ран-тян, с любопытством обнюхивающий их ноги, и слова, врезавшиеся в память.
«Повзрослей, Джин. Нам больше не до глупостей».
***
Его глупый и внезапный брак принес только одну радость. Малыш не похож ни на него, ни на мать, совершенно новый человек. Сынишку назвали Джоном, Джину очень хотелось, а Мейса не возражала, хотя о причинах странной реакции друзей на эту новость Джин догадался много позже. Ему нравится имя сына, классное и такое американское, что ему и в голову не приходит связать это со своей прошлой жизнью.
Ударившись в работу после рождения сына, Мейса не могла уделять ребенку столько внимания, сколько ему требовалось, а Джин не умел. Он неловко качал на руках малыша, когда оставался с ним один, и просить помощи у мамы не хотелось, хотя она всегда радовалась встречам с внуком.
Ему хотелось работать... творить? Встречаться с друзьями, веселиться, но с ребенком дома и работающей женой при отсутствии поддержки агентства это оказалось не так-то просто. И все же иногда случались и походы в клуб, и ночи в обществе Джоша, Юу, Ре и Ямапи, и возвращения домой под утро.
Вернувшись однажды в свой дом, вместо жены он нашел Каме, который раздраженно мыл посуду на его кухне.
- У нее работа, - объяснил Каме Джину, словно так и надо. - Ей больше некому помочь.
Иногда Джин забывал про эту чертову гиперответственность Каме, даже за тех, кто больше не был частью его жизни, и забывал, что маленькая игра в семью помешала не только карьере самого Джина.
- Иди спать, - резко сказал Каме. - Я посижу с ребенком.
***
У Каме работы больше, чем у Джина и Мейсы вместе взятых, и все же он успевает помогать с малышом. Готовит еду, и кормит его сам, и читает ему книги. В доме появляются простые, но элегантные вещички для ребенка - Каме редко приходит без подарка, хотя благодарить надо его.
Джин чувствует и облегчение, и раздражение от ощущения неправильности всего происходящего. Они с Каме ведут себя, как чужие, хотя Каме заботится о самом дорогом человеке в его жизни. Засыпать днем на диване под тихое позвякивание на кухне, спокойный и тихий голос Каме и хихиканье Джона неожиданно приятно.
Потом появляется работа - первые осторожные предложения от продюсеров, знакомых с историями его похождений. Музыка рождается в его душе, и Джин пишет, пишет, пишет, думая о маленьких ботиночках на столе гостиной, о надежных руках, укрывающих его пледом во время короткого дневного сна, о запасных ключах от их дома, который Мейса дала Каме.
Джон растет, Каме бывает у них чаще, общается с Мейсой, почти не говорит с Джином. Джон смеется и зовет его «Каз-зу», и тихий смех Каме в ответ внезапно доходит до самого потаенного уголка его сердца, туда, куда путь всем, казалось, был заказан.
Джина невольно раздражает то, что он не первый и даже не второй человек в жизни сына, но именно его Джон зовет «дада», и Джин чувствует благодарность, что его неловкие попытки растить ребенка двуязычным не встречают сопротивления со стороны Мейсы и Каме, с чьим мнением она давно считается больше.
***
Мейса в последнее время часто не бывает дома. Джину нравится видеть Каме рядом, но он не может не думать о том, что им больше не быть глупыми и смешными вместе.
***
Джин дремлет после бессонной ночи - продюсеры довольны его работой, и скоро начнется запись альбома, и если все сложится, будет еще больше работы. Это означает больше возможностей для Джона, когда он подрастет.
- ... правда? - доносится из гостиной.
- Конечно, - тихо отвечает Каме. - Я посижу с ним сегодня.
Сквозь мутный сон Джин слышит, как закрывается дверь. Отголоски осторожных шагов по квартире, счастливый смех Джона и воркование Каме. Он зажмуривает глаза, пытаясь удержать это воспоминание. Ему все время кажется, что все вот-вот закончится.
Джин встает около двенадцати, Каме как раз собирается на работу, медленно ходит везде с Джоном, пока неуверенно цепляющимся за его штанину (совсем как Джин), поправляет прическу, расчесывает пальцами кудри малыша. Джин на кухне, пытается окончательно проснуться над первой чашкой утреннего кофе, когда Каме в прихожей поднимает на руки Джона, шепчет что-то на их языке, смеется вместе с ним и, наконец, уходит, сказав что-то вроде:
- Так и передай, - с кухни плохо слышно.
Джон неловко ковыляет к Джину на нетвердых ножках, пару раз падает и поднимается — ему нравится делать все самому, совсем как Каме, честное слово, — подходит и тянется ручонками вверх, требуя, чтобы его подняли.
Джин оставляет чашку в раковине, подхватывает малыша, обнимая его, утыкаясь носом в кудрявую макушку. Джон пухленький, родной, от его волос пахнет, как от Каме, и почему-то при мысли о том, что все прежнее никогда не повторится, снова становится грустно.
Джон обнимает ручками его лицо и звонко целует его в губы.
- Глупый, - хихикает он и начинает что-то напевать.
Джин касается пальцами губ и думает о просьбе Каме Джону, там, в прихожей. Он смотрит на его лицо, и ему мерещатся черты Каме, он думает о книгах и запасных очках, о куртке и лишнем зонте, которые Каме оставил в их доме. Он смотрит на диван в гостиной — аккуратно сложенная одежда Джона, и его смешные детские толстовки, и игрушки, который подарил его сыну «Каз-зу». Думает о Мейсе, которая часто оставляет их наедине.
Он думает — и это, наверное, глупо, — что завтра утром Каме снова придет. К нему.